Books, Booze and Other Incriminating Evidence
Пока не забыла. Те три книжки из Букеровского списка, которые я успела прочитать (ну, Warlight ещё не закончила, но уже близко), — в общем об одном и том же: брошенные дети, украденное детство, сиротство посреди толпы. Все по-разному, но в главном вот про это (и теперь я вижу, как попал в список, например, Snap — ну потому что боль оставленных детей горит так ярко, что кто там убил кого, уже не очень важно).
Книжка Гунаратне — единственная из лонг-листа Букера, которая попала в мой список To Read до объявления номинантов. И по-моему, очень хорошая. Сейчас букмекеры на него ставят 12 к 1 (I’m tempted to place a bet), что ниже почти всех остальных конкурсантов, кроме Рэчел Кушнер и триллера Snap, и понятно почему: дебютная, очень такая здесь и сейчас — это место, это время, не настолько, наверное, общечеловеческая, как, не знаю, Ондатжи или как там его фамилия пишется, но я за него уже болею, потому что у него там есть настоящее и ещё потому, что вот тут я впервые почувствовала, что Лондон — немножко и мой город тоже.
And doing anything for love in a city that deny it, is a rebellion.
In Our Mad and Furious City by Guy Gunaratne
Там еще есть сцена, где мальчик кончил девочке в рот, а через минуту они уже снова на людях, и она поворачивается и уходит (walking as if I hadn’t even touched her), и ему вдруг грустно и обидно, хотя он знает, что сам виноват. И такой он откровенный тут, вот весь наружу, прямо как Сэлинджер со своим Холденом (и его героев тоже, наверное, будут считать мудаками всякие скучные дядьки).
Ну и конечно образ современного ирландского поэта очень хороший. Grime!
(И кстати пусть идут нафиг со своими комиксами. What’s next? A fucking cartoon?)
Съездила в Питер в июне и конечно радости до сих пор — море внутри. Дщерь на дачу родителям, сама в загул, и если Питер в июне не лучшее место на земле, то что ж тогда.
Решила, что надо как-то так выкроить, чтоб летать в Питер каждое лето хоть на недельку. Может, регулярным хаджем удастся смягчить каменное сердце, и тогда он отдаст мне моё.
On another note,
The problem with a book is that you never know what it’s planning to do to you until you’re too far into it.
Дослушала A Brief History of Seven Killings by Marlon James и внезапно поняла, что лондонский сленг, yeah bruv, почти весь на самом деле ямайский*. Мое любимое слово fuckery, например, и многие другие языковые игры — всё оттуда. После 26 часов с вот этим жеваным get me? в ушах, я стала немного лучше понимать местных, innit. Обогатила запас присловий ямайской поговоркой: If it not go so, it go near so. Полагаю, примерный русский аналог — нет дыма без огня, но у них звучит лучше. Переводчику “Семи убийств” на русский я одновременно завидую и сочувствую: это вот всё да на русский — убиться же, но и удовольствие беспримесное, совсем разные языковые картины, каждый персонаж отдельный и о каждом можно написать не роман, так хоть повестушку, по тому как он/она говорит (даже не что). Йе бой. Я даже попробовала, но употела и задымилась почти сразу. Не те мои силы.
Сама книга какая-то пьянящая совершенно, дикая, тугая, как пружина, полнокровная, жгучая, яркая, солнечная. Как адски вкусная (и адски же острая) карибская еда.
Кингстон, 70-е. Враждующие банды, гетто, какие-то мутные кубинцы, террористы, вездесущее ЦРУ, музыкальные журналисты в поисках девушек Мика или на худой конец дилера Кита, вездесущие белые люди в поисках приключений, политики, призрак, ну и Певец (который в книге ни разу не говорит, потому что он в общем двигатель сюжета** и богоподобная фигура, а разговоры тут только испортят всё). Да, и ещё девушка с сотней имён, которая оказалась там, где не надо было, и тогда, когда очень не стоило. У каждого своя история, они конечно пересекаются, переплетаются и сливаются в более или менее одну, большую: о маленькой бедной жаркой стране на задворках большой и богатой, о людях и чувстве собственного достоинства, о страхе, любви и смерти. И немножко о музыке тоже.
Да, в 76 году несколько и посейчас неизвестных стреляли в Марли за два дня до намеченного миротворческого, что ли, концерта. Певец выжил и концерт отыграл, но уехал, как тогда казалось, безвозвратно. Стрелявших ждала их собственная, в основном довольно безрадостная, участь, ну а кого зацепило рикошетом — долго перечислять. Кто-то уехал в Штаты, кто-то окончил дни в тюрьме, многих убили, другие просто сошли со сцены, отыграв своё. Важнее всего, сколько имён успела сменить Нина Бёрджесс до того как спастись уже окончательно.
What a ride! Мне конечно ужасно понравилось. Аудио — рекомендую, но нужно вслушиваться, если нет привычки к акценту. У меня нет, но в итоге я купила киндл-версию и отдельные главы читала либо одновременно с аудио, либо просто так. Опять же в электронной книге есть список персонажей и поиск по ключевым словам, что очень полезно, бо роман этот сложный, объёмный (26 часов аудио!) и при этом быстрый, увёртливый какой-то, требующий некоторого усилия, чтоб не терять сюжет, диспозицию кто-где-что делает и какой сейчас год у них там.
И конечно большинство героев либо очень страшные типы, либо очень жизнью ударенные, либо и то, и другое сразу. Одна Нина, птица сердца моего, ни в чём в общем не повинна, на остальных негде клейма ставить. Но они все разные, умные, некоторые верные, многие любящие, сумасшедшие, обездоленные и иногда прекрасные тоже. Настоящие, я бы сказала, и как Джеймс это делает, одной прямой речью, без описаний практически, голова кругом идёт.
Отдельное тут ещё конечно великолепное презрение к белым колонизаторам, к стереотипу, к сучьему, никак не проходящему расизму: даже американцы, привыкшие относиться к чернокожим как к равным, на Ямайке сползают в мерзкое колониальное барство подай–принеси–пшёл вон, в покровительственный тон, в медленную по слогам речь и нарочитое снисхождение и ненавистное мне you people (kiss my teeth!). Это и сейчас никуда не делось, по моим наблюдениям, и распространяется плюс-минус на население всех стран за пределами первого мира (Россия и Китай, например, не исключения, при этом и у русских, и у китайцев своего имперского синдрома хоть на экспорт предлагай). Ну и страдают этим дурожопием, разумеется, не только американцы. Об этом герои Джеймса говорят и думают со спокойным достоинством, без нытья и жалоб, троллят опять же дураков немилосердно, и радость узнавания активирует у меня полуотмершую железу имени “все люди братья, аминь.”
(Вот как раз следующая в моем плеере, In Our Mad & Furious City by Guy Gunaratne, тоже в том числе про долгоиграющие последствия колониализма, но уже в Британии, а точнее в Лондоне, в двух шагах от моего офиса, йоу. Звучит пугающе, но книжка отличная!)
В общем, у меня конечно вышла история про как я полюбила “7 убийств,” хы, мне и жанр критической рецензии не даётся, что уж, но если кто-то вдруг полюбил этих укурков тоже — brethren, sistren, we is love and by all means do include Rasta in your say say. Peace!
*Выходцы из Карибского региона приезжали в Британию сотнями тысяч после Второй Мировой, когда страна остро нуждалась в рабочей силе и мигрантов активно приглашала. Потом, насколько я понимаю, было еще несколько волн иммиграции, но и этой, кажется, хватило, чтобы ярко окрасить речь самой бедной, рабочей лондонской прослойки. Конечно, там не одни West Indies прошлись, английский как губка всё в себя тянет, но ямайские герои Джеймса из 70-х говорят в общем и целом очень похоже на нынешних простых лондонцев (и черных, и белых), и это, наверное, открытие капитана Очевидность, но для меня вот оказалось совершенно неожиданно. (Плохо знаю британскую историю потому что).
**Джеймс об этом прямо открытым текстом. Он вообще не отмалчивается, да.
That’s what happens when you personify hopes and dreams in one person. He becomes nothing more than a literary device.
And these children that you spit on
As they try to change their worlds
Are immune to your consultations
They’re quite aware of what they’re going through
(Changes by David Bowie)
Всё ещё дочитывая, думаю: главное, не злить детей своих, бо мало не покажется, если что.
Очень хочется взять Джей Кей Р. за пуговицу, фамильярно так, и сказать: “Дорогая, бросьте вы уже вашего Гарри, с ним и так всё хорошо. Пишите для взрослых, у вас это великолепно выходит.” (Потому что, по-моему, Cursed Child был дурной и примитивный фанфик, скучный и ничего к миру Поттерианы не добавивший, а Fantastic Beasts (которая, может, и хорошая, я не читала и не собираюсь) начинает превращать цикл в какую-то марвеловскую франшизу. What’s next, the true story of Hagrid? А могла б вместо этого ещё роман!) Но Ролинг и без меня знает, что ей писать, конечно.
последние приличные фотографии — четырёхлетней давности; если приглядеться — виден беременный живот
моя любимая книжка по-прежнему The Catcher in the Rye, что это обо мне говорит — я не хочу думать
наверное, окончательно ясно, что я ненавижу спорт
я полюбила аудиокниги и слушаю теперь больше, чем читаю (потому что commute)
почему-то кажется, что с возрастом я скорее поглупела, чем наоборот
во всяком случае, терпения, сдержанности и понимания поубавилось
(еще немного и начнется какой-то душевный стриптиз)
остро, чудовищно скучаю по друзьям и вообще — по общению с теми, перед кем не нужно тщательно выверять сказанное и сделанное в соответствии с иной культурной нормой
(даже если эти “те” в целом не обязательно близкие мне люди)
полагаю, я неплохо устроилась
мне кажется, что синдром самозванца — самая естественная на свете вещь
я по ходу сейчас наем и напью обратно всё, сброшенное непосильным трудом
мне кажется, я разучилась писать по-русски; это не дешёвое эмигрантское кокетство, мне правда гораздо труднее даётся теперь самое простое письмо
дело ж не в том, что… а просто язык же бессознателен — выдыхаешь его, а если воздух вокруг иной, то как
(господи, говорю же)
много печального, но как-нибудь
главное, чтобы дети не болели на самом деле, остальное фигня, прорвемся
Оксана Корзун “Как переехать в другую страну и не умереть от тоски по родине” — подозреваю, дипломная работа по социальной психологии. Вполне хорошая, кстати, и не в последнюю очередь тем, что практически свободна от воды, из которой на 80% состоит self help жанр и некоторая часть гуманитарного научпопа.
100 самых популярных книг в США — чудной такой список. Странная смесь из самой настоящей классики, Christian fiction, young adult и довольно трешовенького хоррора. Ну и Айн Рэнд, как без неё.
То есть, если экстраполировать, получается это вот и есть Америка: высокая, пафосная культура, настоящее живое искусство, и тут же фальшачок в блестящей обертке, подростковая жвачка, евангелистские проповеди и религиозный экстаз, фантазия о конце света.
Верится, кстати. Любопытно было б такой список в России собрать: без обязаловки ограничиться одной классикой, без каких-либо ограничений, просто несколько тысяч опросить и свести в такую сотню вот. Подозреваю, у нас будет больше фантастики и книжек про войну, но на чем такое подозрение основано, не возьмусь, пожалуй, объяснить.
На самом деле, когда говорят, что народ, не выходящий на улицы с протестами, заслуживает того, что с ним делает государство, это, собственно, такой же социал-дарвинизм, как в случае с аннексией, допустим, чужой территории по той только причине, что захватчик сильнее и, ну, попросту мог.
Но тут конечно righteousness bias включается: мы — хорошие и правда на нашей стороне, в отличие от. Мы называем вещи своими именами. А она утекает в эти слепые пятна этики, правда. Через 500 лет мы все будем выглядеть одинаково.
Слушаю вторую книжку Харари (только начала), а там любопытная мысль. То есть их там много, но я сейчас вот о чём.
Вот в конце XIX — начале XX веков самой продвинутой технологией было что? Паровоз. И зарождающаяся наука психология сравнивала человеческое сознание, интеллект, личность — с паровым двигателем. Вот, например, фрейдистский аргумент о пользе армии (цитирую по книжке):
Armies harness the sex drive to fuel military aggression. The army recruits young men just when their sexual drive is at its peak. The army limits the soldiers’ opportunities of actually having sex and releasing all that pressure, which consequently accumulates inside them. The army then redirects this pent-up pressure and allows it to be released in the form of military aggression.
Вот это всё про давление, перенаправление и выход пара агрессии — по сути описание принципа работы парового двигателя. Мы и сейчас говорим “выпустить пар,” “сбросить напряжение” и “рвануло” про сильные эмоции вроде гнева или стресса. Нечего и говорить, что аналогия, хоть и привычная, в целом не обязательно самая точная или удачная, а просто мы толком не знаем как описать работу ума и эмоций.
Ну а сейчас у нас понятно какая хреновина самая крутая. Компьютер, да. И поэтому мозг у нас — вычислительный аппарат, мегасложный анализатор и создатель бесконечного числа алгоритмов. И нам кажется, что вот она, аналогия, вот так мы подбираемся ближе к пониманию того, что такое сознание и как оно работает (и где оно сидит вообще!), но на самом деле не исключено, что мы сравниваем тёплое с мягким и только больше сами себя запутываем.
(На сегодня, запохаживается, рабочая гипотеза о сознании — что это побочный продукт развития, не нужный в общем-то ни для чего, потому что действия необходимые для выживания и размножения, можно совершать и без него. Здесь просится шутка, что полмира, собственно, так и живёт не приходя в сознание. Я почти удержалась, но всему есть предел.) Всё это захватывающе прямо, слушаю с азартом.
В New Yorker отличный текст про Джона МакГрегора и его последний роман (очень крутой) Reservoir 13.
Down on the ground, moment by moment, life is, of course, made up of dilemmas, choices, and bargains. But seen from afar, or so McGregor seems to say, seen from a position of pagan omniscience, looked at in the way we might look at nature—as an unending cycle of birth and death and eventual obscurity—life appears more instinctual than moral, and as animal as it is human.
